«Говиндам ади пурушам»

Радха-Дамодар дас
«Говиндам ади пурушам»

30 октября в России отметили, хотя и довольно скромно, День жертв политических репрессий. В числе тех, кто испытал на себе несправедливость и жестокость тоталитарного режима, были и вайшнавы.

Предлагаем рассказ одного из узников совести, Радха-Дамодара Прабху (1953-1916), о тех суровых, но героических и вдохновляющих днях, месяцах и годах. Рассказ под названием «Говиндам ади пурушам» был опубликован недавно в журнале «Дом Прабхупады в Москве»…

Весной мы негромко отметили 65-летие Радха-Дамодара Прабху. Его воспоминания, переносящие нас в героическую эпоху первых лет вайшнавской традиции в нашей стране, убеждают в могуществе Святого имени, особой милости Шри Чайтаньи и Шри Нитьянанды и всей парампары, способной защитить вайшнавов в любых условиях. Лишь бы только быть достойными этого отеческого внимания…

В 1980 году в КГБ была создана группа «Поиск». Позже, в 1983 году, когда мне предъявляли обвинение в уголовном преступлении, там была справка из КГБ о том, что создана группа «Поиск», имевшая резидентов в Прибалтике, Украине, Белоруссии, Москве, Петербурге, Екатеринбурге, Армении… То есть, по сути дела, везде. Они планировали провести с десяток показательных процессов, выбрать Павликов Морозовых из наших рядов, которые осуждали бы нас: «Вот эти де отвлекли нас от строительства коммунизма!» Кэгэбэшники исследовали нашу среду, аудиторию, выбирали людей со слабой психикой и давили на них, давили на их родителей. Они говорили родителям: «Вы должны уговорить своих детей, чтобы те признали себя потерпевшими. А если они не признают себя потерпевшими, то их будут судить и посадят. Выбирайте, что для ваших детей лучше!»

В Москве они нашли трех таких потенциальных «потерпевших», у которых были какие-то психические отклонения — несильные, но что-то было. Один из них в Институте физкультуры учился, борьбой занимался, у него была травма позвоночника. После этой травмы нервная система нарушилась, его отчислили из института, и его легко было использовать в качестве «потерпевшего». В каждом городе находили пару таких человек, и это означало, что уже можно стряпать уголовное дело, что есть потерпевшие, нужно только лидеров организации выделить и их обвинить, что в результате деятельности этой организации нанесен вред здоровью людей. Тогда в УК РСФСР была статья за нанесение вреда здоровью в результате совершения религиозных обрядов. Статья была «мертвой», и ее для нас оживили. Так создавалось противостояние внутри нашего движения, каких-то преданных убеждали в том, что они должны работать на КГБ, информировать. А других сделали «потерпевшими».

После отъезда Харикеши Свами и Киртираджа Прабху в 1980 году преданные в Москве собрались и решили, что нужно зарегистрировать Общество сознания Кришны — это была первая попытка. Наивно собрали целый список со своими данными и написали заявление Уполномоченному по делам религии по городу Москве: «Мы просим нас зарегистрировать». Никто, естественно, не стал их регистрировать, зато список сразу пошел в КГБ. И оттуда всех начали вызывать по одному и говорить: «Вас завербовали в американскую организацию, которая находится под надзором ЦРУ. Вы реально можете стать изменником Родины. Вы должны чистосердечно признаться, раскаяться во всем и сотрудничать с органами, иначе мы вас посадим на много лет как изменника Родины. Если не будете с нами сотрудничать, то мы вас с работы уволим, с учебы выгоним, из комсомола исключим, и вас посадят за то, что вы нигде не работаете». Тогда сажали за то, что вы не работаете. Если вас уволили и никуда не взяли, то просто могли посадить на срок до года, а потом это можно было повторять.

За нами стали просто гоняться. Даже собрания на квартирах сопровождались набегами милиции, КГБ. Они приходили, всех переписывали, предупреждали, запугивали. Говорили, что, если еще раз застукают, то посадят. Кто-то пугался и отсеивался — так шел «естественный отбор».

В 1981 году мы подали документы на регистрацию, и начались преследования. В то время Харикеша Свами написал нам письмо о том, что лучше жить в деревне — проповедовать в городе, а жить в деревне, в чистом месте: приезжать и уезжать. Он имел в виду, что в городе гораздо больше преследований — там все скученно, все просматривается, легко установить слежку.

Группы преданных стали выезжать из городов, и тогда стала формироваться община в Курджиново, в Карачаево-Черкессии. Там купили дома — благо они были дешевы. Тогда человек сто приехало со всей страны — самые разные преданные. Другие преданные поехали в другие места — например, в Грузию.

Примерно в то же время начали систематически работать над переводом книг Шрилы Прабхупады на русский язык. В частности, первый импульс исходил от матаджи Премавати, которая знала английский. Вишвамитра Прабху наговорил перевод части Бхагавад-гиты на магнитофон. Премавати нашла целую группу людей, раздала им главы Бхагавад-гиты, и разные главы переводили разные люди: кто преданный, а кто непреданный — трудно было сказать. Кто-то более серьезно следовал практике, кто-то менее, кто-то начинал, кто-то курил, кто-то уже по шестьдесят кругов повторял в день, кто-то — по одному… В таких условиях перевели в первый раз Бхагавад-гиту, потом попытались ее отредактировать и пришли к выводу, что разные главы в разных стилях переведены, и они не стыкуются между собой. Только решили было второй перевод делать, и в этот момент суды пошли, группа «Поиск» начала уже применять карательные меры.

Первый суд был в Москве, в 1982 году осенью. А до этого было массовое переселение преданных в сельские местности. В это время появились армянские преданные — Камаламала, Атмананда, Санньяса. Они были очень быстры на подъем и, как только Харикеша Свами сказал: «Надо переезжать в деревни», они сразу же переехали в Грузию, в Верхнюю Сванетию, где они поселились в маленьком поселке Цана. Потом они нам телеграфировали оттуда: «Мы уже исполнили указание Харикеши Свами. Почему вы не едете?»

В это время нам в Москву прислали первые Божества Джаганнатхи — такие большие! Мы видим, ситуация такова, что сейчас могут нас арестовать всех и Божества забрать, так что мы решили перевезти Божества в тот самый поселок Цана. И мы поехали туда; Бхарадвадж там был, я и еще двое, из которых один работал на КГБ, как потом выяснилось — так сказать, один из будущих потерпевших. Цана — это далеко в горах, никакой транспорт не ходит, с трудом добрались. Это высоко в горах, там живут одни сваны — есть такая народность в Грузии. Зимой там нет электричества, поскольку снег падает на провода, то есть, очень аскетичные условия. Там горный ручей был, и на берегу жили преданные в подвале дома, в котором не было ни электричества, ни застекленных окон, а это была зима — градусов 15 было! Там была печка, и мы кучковались вокруг этой печки. Две комнаты и «предбанник». Окна полиэтиленом завешивали, но было довольно холодно. По утрам мимо проходила корова, и иногда она морду просовывала в окно, полиэтилен рогами прорывала, и приходилось опять все заново заклеивать.

И вот мы там жили: Камаламала, Атмананда, еще один преданный из Армении с женой, и нас четверо. Утром мы выходили, кидались в горный ручей, в снег, потом забегали обратно в дом, как-то растирались и грелись у печки. Из продуктов были: мука, речная вода, картофель и растительное масло. Даже соли не добавляли — просто мука да вода. И из этого что-то вылепливали под видом хлеба. Что же еще было? Сахар и что-то типа варенья, из чего мы делали что-то типа чая. Что-то делали также с картошкой — у нас ее было несколько мешков.

И вот там начали переводить книги Шрилы Прабхупады, потому что Камаламала и Атмананда знали английский. В частности, они переводили книгу «Учение Господа Чайтаньи». Атмананда, старший брат Камаламалы, был своеобразным человеком — мистиком. Он читал текст — допустим, строку или предложение — потом медитировал и говорил: «Я улавливаю мыслеформу, которая заложена в этом тексте». Он не очень хорошо говорил по-русски, так что потом другие люди это редактировали, но, когда эта книга вышла, там везде было написано не «Сознание Кришны», а «Кришна-сознание».

Примерно мы там прожили около месяца. В Цане магазинов не было. И Атмананда стал работать — чинить радиоаппаратуру (у людей там были приемники). За это давали молоко, еще какие-то продукты. Одному человеку он не отремонтировал приемник, и тот написал заявление в КГБ: дескать, тут появились странные армяне с радиоаппаратурой, что-то там слушают неизвестное и странным образом еще кричат по ночам. В основном, мы пели там, повторяли мантру, читали книги, переводили, и эта деятельность была непонятна людям.

Бхарадвадж побыл там неделю и уехал, а мы остались. Но Атмананда вызвал там такие подозрения, что к нам приехал через некоторое время из Кутаиси взвод милиции с автоматами и стали допрашивать: «Кто вы? Что тут делаете? Зачем собрались?»

Мы одеты были — кто во что. У меня отец военный, и я с собой взял его гимнастерку. Сверху гимнастерка, а брюки гражданские, и это тоже вызвало большие подозрения. Как мы потом выяснили, там в горах был военный аэродром. И они подумали, что мы — диверсанты, хотим туда пробраться и что-нибудь взорвать. Нам поставили ультиматум: за неделю «сняться и выехать, куда хотите!» Я, Камаламала и Атмананда поехали в Сухуми. У нас статуса никакого нет, ни прописки, ничего…

Мы связались с Киртираджем Прабху, спросили, чего и как, сказали ему, что вот здесь такая ситуация — люди с подозрением относятся. А он нам сказал, что надо проповедовать там, где мы знаем язык, где нас понимают и принимают. Тогда Камаламала с Атманандой поехали в Армению, а я поехал на Украину — у меня там жили родственники в Донецкой области. Я купил там в деревне дом из саманного кирпича. И несколько человек — в частности, Садананда, его мать и сестра — договорились создать ферму на Украине. Дом был на отшибе в селе Большая Шишовка, в шахтерском районе Донецкой области. Нам дали землю, и мы хотели туда даже Ананта-Шанти пригласить, но его как раз в этом момент арестовали и поместили в психбольницу тюремного типа.

Мы купили дом, нам выделили 20 соток, и мы занялись земледелием. Меня взяли на работу начальником гаража. Там колхоз был, а у меня — высшее техническое образование. Я окончил Московский авиационный институт по специальности «конструктор космических летательных аппаратов». Поначалу меня такое привлекало, но потом я охладел к техническому творчеству, и меня стали больше привлекать психология, философия, религия. Но так как у меня было техническое образование, мне сказали: «Будешь у нас начальником гаража!» Садананда рисовал и пел, а там был Дом культуры, и он решил вести кружок — детей учить рисовать.

И мы спокойно жили там. Мы в Шишовке засеяли огород огромный, хотели туда еще преданных пригласить. У нас духовная практика была: мы пели, читали книги, у нас уже были кое-какие переводы — шесть глав Бхагавад-гиты, магнитофонные записи. Но в Москве уже начались уголовные преследования. В частности, было возбуждено уголовное дело против Вишвамитры и Садананды. Пришла телеграмма от сестры Садананды, что против нас возбуждено уголовное дело и нас ищут. И я тоже проходил по этому делу. А в этом колхозе все телеграммы проходили через председателя колхоза, и тот сразу позвонил в милицию.

И вот мы сидим под тыном, читаем Бхагавад-гиту. Наш дом был на краю деревни — последняя улица, и дальше уже ничего не было. Смотрим — подъезжает черная «Волга», и из нее выходят люди в милицейской форме. Но мы жили конспиративно — все у нас было спрятано, все книги, магнитофонные записи, изображения. И Бхагавад-гиту нашу мы тоже сразу под забор сунули и камнями заложили. Подходят милиционеры и говорят: «На вас возбуждено уголовное дело. Вы — преступники. Сдавайте дом и уезжайте. Даем вам сутки. За сутки вы должны продать дом. Если не продадите, мы вынуждены будем вас депортировать в Москву, подгоним сюда бульдозер и у этого вашего дома стену снесем, так что вы уже его никогда не продадите». И мы вынуждены были им продать дом за полцены.

Нас вызвали в районное отделение милиции, там начали допрашивать, угрожать, запугивать. Женщина-милиционер вытащила пистолет, угрожала Садананде, кричала на него. В итоге нам сказали: «Завтра утром подгоним контейнер, все погрузим, купим вам билеты, и вы поедете в Москву». А у нас было все спрятано в разных тайниках — кое-что в бане, кое-что в курятнике. И мы думаем: «Вот мы сейчас уедем. А вернемся мы еще сюда или не вернемся?»

Мы вернулись из отделения милиции, когда было уже двенадцать часов ночи. И мы решили все, что у нас где-то было спрятано — поскольку дом мы продали, и это уже была не наша территория — вытащить и перепрятать, сделав тайник за пределами участка. Рядом был лесок, и мы решили там выкопать яму и закопать все туда. У нас ведь ничего не нашли, и претензий к нам со стороны местных властей не было. А на следующее утро разыгралась детективная история.

Мы встали в три часа утра, все выкопали, перепрятали и только возвращаемся обратно во двор, как заезжает милицейская машина. Милиционеры видят, что у нас грязь на сапогах — мы откуда-то пришли — и спрашивают: «Откуда это вы идете?» «Да вот к речке ходили».

У них, оказывается, были там люди, которые за нами следили и видели, как мы что-то прятали. А мы прятали компрометирующие нас вещи. Нас обвиняли в том, что мы распространяем некие запрещенные учения, и если найдутся вещественные доказательства, то нас осудят. Начался повторный обыск, и, в конце концов, они вышли на тот лесок, потому что им доложили, что мы там что-то закапывали. Они пришли туда, выкопали все, что мы прятали, и изъяли. Потом собрали весь колхоз — а то была летняя пора, где-то май месяц — и говорят: «Мы здесь у вас разоблачили шпионов, которые работают на ЦРУ!»

У Садананды, который вел детский творческий кружок, нашли список детей, причем там были дети председателя колхоза и других важных людей. Пришли на это собрание люди с косами и лопатами с поля, и тут им зачитывают список и говорят: «Вот этих детей хотели первыми принести в жертву!» Народ загудел. Потом кэгэбэшники говорят: «Вот кассеты. Тут, видимо, какие-то инструкции для вербовки на нашей территории. Сейчас мы их поставим, и вы услышите, чем они хотели вас тут отравить». Народ стоит с косами и лопатами — человек сорок-пятьдесят — у нас во дворе. Принесли магнитофон, ставят кассету, включают, а оттуда звучит «Говиндам ади пурушам». Люди стоят, слушают и говорят: «Когда инструкции-то будут?» Им же обещали инструкции — как отравлять колодцы, как мины закладывать. Люди слушают и говорят: «А музыка-то хорошая!» Человек из милиции кричит: «Выключай музыку!» Мы там раздали часть литературы тем, кто стоял во дворе, поскольку не все у нас изъяли. Кому-то кассету дали, кому-то — листки. Таким образом, у нас состоялась санкиртана. Нас отправили в Москву, и так наша попытка организовать ферму закончилась. Мы все засадили там все в мае и думали, что к осени все вырастет, но поступил приказ: все продать и выехать…

Так из нас делали врагов народа, шпионов. По прибытии в Москву я пошел на допрос и выяснил ситуацию. Вишвамитра Прабху тогда еще был на свободе. В Москве возбудили уголовное дело и предъявили нам обвинение в том, что мы собираемся незаконно и проповедуем учение, которое не соответствует учению коммунистической партии, подрываем устои советского строя. Нас запугивали тем, что будут судить за измену Родине, что мы тут проповедуем антикоммунизм, религию, а это запрещено и т.д. Призывали нас покаяться и начать работать на органы госбезопасности, отречься и обличить, то есть, сдать всех оставшихся на свободе. Это были стандартные предложения. «Вы должны осознать содеянное, признать вину, раскаяться и начать работать на нас. Мы будем приказывать, а вы будете выполнять. Иначе мы вас посадим на многие годы».

Садананда даже не пошел на допрос — он был осторожный человек: «Толку от того, что я пойду? Просто меня арестуют и все!» Против него было много показаний — что в его квартире происходят киртаны, там — ашрам, а это уже было составом преступления. Тот, кому принадлежала квартира, считался руководителем. Руководителям полагалась статья — до пяти лет заключения, а участникам — до двух с половиной лет. Статья — сейчас ее, кстати, нет в уголовном кодексе — гласила: руководитель группы под видом религиозных обрядов наносит вред здоровью, ведет антисоциальную проповедь и т.д. Вишвамитре то же самое предъявили. У него тоже была квартирка — маленькая однокомнатная — и там преданные тоже собирались.

Я сходил на допрос — на разведку, что называется, — и после этого Садананда вообще решил из Москвы уехать в Сочи. Там есть такой заповедник — Дендрарий, такой большой лес — в нем и поселился Садананда. Его мать тоже поехала в Сочи, устроилась работать в какой-то оранжерее и носила ему туда прасад. Было лето, и в лесу можно было жить в палатке. В итоге я тоже уехал туда. Тайным образом мы стали жить там в палатке в лесу, у костра — простая жизнь. У нас была книга «Нектар наставлений» — вернее, распечатка перевода этой книги. Мы ее там изучали. Так мы прожили больше двух месяцев в лесу. Ручей был рядом, а крупы нам приносила мать Садананды. Потом еще какие-то преданные из Москвы стали подтягиваться в этот заповедник. Это было с июня по сентябрь.

В это время уголовное дело дошло до такого уровня, что Вишвамитру арестовали. Поскольку Садананда уехал, стали следить за его семьей, чтобы его задержать. Нужно было провести показательный процесс. Нас арестовали, повезли в сочинский КПЗ. Садананду по этапу послали в Москву, а меня допросили и отпустили. На первом процессе было осуждено два человека — Вишвамитра и Садананда. Это было в сентябре 1982 года. Я поехал на Украину в Большую Шишовку, откопал там какие-то вещи, которые мы спрятали, собрал урожай — уже кукуруза у нас там выросла — и вернулся в Москву. Через недели три суд уже должен был начаться.

Я до этого уже был знаком с сотрудником КГБ, полковником Эрнестом Федоровичем Белопотаповым. Он приходил ко мне в институт, когда я уже работал там преподавателем. Этот человек пришел ко мне, предъявил документы и сказал: «Ты тут в нашем краснознаменном МАИ свил осиное гнездо империализма и отравляешь юные души студентов. Тут у нас секреты нашего коммунистического будущего — ракетная техника — а ты, наверное, транслируешь все в ЦРУ. Ты должен отречься, раскаяться, дать подписку и работать на КГБ. Если не раскаешься, мы вынуждены будем тебя посадить на долгие годы». Это было единое послание у них: ты должен или сесть на скамью подсудимых, или стать нашим агентом. Но я сказал: «Нет, я не буду на вас работать. Кришна с нами! Мы победим!» Я дерзко ему это сказал, он обиделся на меня и ушел.

Когда начался суд, за нитки дергал этот самый Белопотапов. Он оделся под клерка суда и был тем, кто впускал свидетелей и вообще регулировал ситуацию — кого в зал суда запускать, а кого нет. Он был там дирижером. Никого из преданных в зал не впускали.

Я пришел туда с портфелем, а в нем — большой магнитофон. Я наивно думал, что сяду там, включу магнитофон, и мы запишем этот суд, чтобы потом правозащитники против этого всего выступили. Такие у меня наивные мысли были. Но на моем пути встал Белопотапов. Какое-то время мы с ним препирались, а потом он вызвал милицию. Меня отвезли в местное отделение милиции, и он там еще милиционерам говорил: «Пожалуйста, его на неделю задержите, чтобы он не мешал суду, а то плавное течение судебного процесса нарушится».

Через два дня меня все-таки выпустили и сказали, что Вишвамитре дали четыре с половиной года, а Садананде — два с половиной. Их осудили, хотя доказательств никаких не было, все это было сфабриковано. Следующее уголовное дело открыли на тех, на кого в ходе заседания давались какие-то показания: «Вот этот организовывал. Вот этот приглашал. Этот вот читал лекции». По этим показаниям на следующий суд наметили еще пять человек. И я уже там тоже проходил как руководитель. Мне сказали: «На первом суде на тебя не было данных, но на втором ты уже пойдешь как руководитель группы. Пять лет тебе светит — готовься!»

Это был ноябрь 1982 года. С ноября 1982-го по апрель 1983-го поднялась в Москве волна преследований с целью запугивания. Но как раз в этот период мы все-таки перевели Бхагавад-гиту на русский язык. Примерно девять месяцев мы интенсивно работали и сделали новое издание Бхагавад-гиты. У нас был один редактор и один переводчик. Мы от начала и до конца все перевели, и одна преданная должна была вывезти все в Швецию, чтобы там напечатать книгу. Но когда она ехала в Швецию, у нее изъяли наш экземпляр переведенной Бхагавад-гиты. Однако в то же время в Швеции параллельно одна русская девушка перевела Бхагавад-гиту, и ее перевод был напечатан в 1983 году — Бхагавад-гита на русском языке, карманное издание. Она была издана в Индии на тонкой бумаге. Это послужило толчком к дальнейшим преследованиям. И на втором суде нам как раз и предъявили обвинение в том, что мы незаконно издали Бхагавад-гиту.

На втором суде судили пять человек. Помимо меня, это были Шримати Премавати, Шримати Вришни, Анака-дундубхи Прабху и Ашутоша. Ашутошу сразу признали сумасшедшим. Его не судили, а сразу отправили в психбольницу.

До этого, в апреле 1983 года я поехал на другую ферму — в Краснодарском крае. Видура Прабху и сестра Садананды с мужем купили дом в Краснодарском крае, в станице Эриванской Лабинского района. Я чувствовал, что в Москве сейчас начнут арестовывать. Нет смысла там сидеть и ждать, пока арестуют. Поэтому я решил уехать в эту станицу. Там простая жизнь и возвышенное мышление. Там у нас была корова, которую Видура купил, была овчарка и был огород. Там мы проводили службы, пели. Видура устроился на работу в сельскую школу — он стал там замдиректора и преподавал четыре предмета: военное дело, физкультуру, географию и литературу А меня он устроил преподавать пять предметов: математику, физику и еще ряд предметов. Дело было летом, и мы готовились с начала учебного года начать преподавать. Видура научил меня доить корову. Выяснилось, что наши женщины — сестра Садананды, жена Видуры и другие — боятся даже подходить к коровам, не то что их доить! Мы с Видурой по очереди доили. Потом мне довелось там пасти стадо коров. В этой станице не было пастуха, и каждый, кто в стадо свою корову отдавал, должен был два раза в неделю выводить все стадо на выпас.

И вот мы там с коровами — доим, мирно и спокойно живем, никаких проблем. Но в Москве уже замышлялось дело, и я уже был в розыске. В конце лета приехали рано утром люди из Комитета госбезопасности и МВД с собаками и автоматами — меня арестовывать: «Вот против Вас дело возбуждено!» Провели обыск у нас, но ничего не нашли. Потом говорят: «Вам надо поехать с нами в отделение милиции, чтобы подписать протокол». Мы приехали с Видурой в отделение, и там мне предъявили обвинение: «Вы — в розыске. На Вас возбуждено дело в Москве. Мы должны Вас этапом послать туда». Меня посадили в краснодарскую тюрьму, и потом — этапом до Москвы…

Ваш слуга РАДХА-ДАМОДАР дас

Справка

Радха-Дамодар дас (Сергей Васильевич Зуев, 1953-2016) — один из ветеранов традиции сознания Кришны в нашей стране. О вайшнавской традиции узнал в 1979 г., когда преподавал в МАИ, в котором учился на факультете космических летательных аппаратов. Лауреат премии Ленинского комсомола (исследования в области оптимизации учебного процесса). Уволен из МАИ за религиозные взгляды и отказ «сотрудничества» с КГБ. В 1983 г. осужден на 2,5 года за проповедь. После освобождения и реабилитации участвовал в регистрации Московского общества сознания Кришны в 1988 г. Постоянно занимал ответственные посты в МОСК, а позже и в созданном при его активном участии Центре обществ сознания Кришны в России (ЦОСКР).

Фото АНАНДА ГОВИНДА дас

Читайте также: